Posted 23 октября 2015,, 06:00

Published 23 октября 2015,, 06:00

Modified 5 августа 2022,, 12:24

Updated 5 августа 2022,, 12:24

"Окно": городские зарисовки Виталия Сероклинова

23 октября 2015, 06:00
Atas.info публикует рассказы из цикла "Окно" новосибирского писателя Виталия Сероклинова

Atas.info публикует рассказы из цикла "Окно" новосибирского писателя Виталия Сероклинова. Горбачёв Окно открыто, за ним тишина и темнота, слышно даже, как кто-то причмокивает — судя по доносимому запаху, ароматической сигариллой. Стоящий за окном щелкает кнопками мобильника — они у него с отчетливым писком. Набирает долго, странно много цифр. Молчит. Ждёт. Набирает снова, уже укороченный вариант. — Мам, мам, привет! — чуть срывающийся на фальцет мужской голос. — Ага, с него. Да ладно, ерунда… Да ничего у нас… Знаешь, чего сказать хотел. Помнишь ту кофточку, что тебе привезли с Финляндии Трошины? Ну да, это уже Горбачев был… как раз что-то про квартиры в двухтысячном тогда говорил, точно! Мам… это я тогда кофту порвал, не кот…Ну да, ты же говорила — она какая-то суперрастяжимая. Ну вот мы с пацанами и потянули… Она и правда сильно растянулась, а мы и рады. Ну и вот… Да зачем-то вспомнил... Ты уж прости — я помню, как ты расстроилась тогда… Просто сейчас рекламу с Горбачевым увидел — и вспомнил… Ну да — снимается он. Нет, — смеётся, — не кофточки рекламирует. Сумки какие-то. "Луис Агарон", что ли… Во, точно — "Арагон"… У вас на Манхэттене снимали? Это в том районе, который в "Сексе в большом городе" показывали? Ничего себе! Да не-е, зачем мне такая сумка, спасибо, мам. Да и Ленке тоже — она у нас ударилась в какие-то плетёные вещи: экология, всё такое… Витька? О-о, забыл тебе сказать — он откопал мою старую сумку, помнишь — из лоскутков кожевенных разноцветных, это ты собирала уже после путча, кажется, сама сшивала, как рюкзак она… Ага — живая сумка. Вот с ней он сейчас и ходит — круто, говорит, все в отпаде… или как они там сейчас говорят. А так — нормально, мам. Всё нормально. Хорошо, я завтра с рабочего перезвоню. Ага, путаю постоянно, когда у вас там день, когда ночь… Пока… И тебе! Не ушёл. Стоит, не курит, молчит. Пожили На улице наконец-то плюс, всё течёт, сугробы перемешаны с водой. У овощехранилища, что под окнами, стоят две старушки, вспоминают: — Аккурат в эту пору Валерка-то мой провалился в Обь в писятвтором, ишшо мост не построили. — Не в писятвтором, а в писяттретим — лёд тада рано пошёл, я помню. И чё это он твой, када он ко мне шёл. — К тебе-то он гулял, а со мной — жил! — И чё ж это он тада бегал от тебя-то через речку? — Да бегать-то бегал к тебе и впрямь, да кто ж его потом с отмороженной ногой выхаживал — не ты ж, а я… — Плохо, знать, выхаживала, что у него нога-то гнила-гнила, да гангреной кончилося. — Зато не бегал, пока одна-то нога была, пожили как люди… — Пожили, да-а… Когда возвращался, старушки уже сидели на скамейке, беззвучно плакали, утешали друг друга и судорожно делились таблетками. Карасики Под окном стоят, выгуливая собачку, две дамы лет сорока пяти, курят, молчат. Одна вдруг: — Знаешь, я молодая была — дерганая, всё не нравилось, родители мешают, мужики — сволочи, всё обрыдло. А отец говорил: "Ничего, Танька, подрастешь, поумнеешь, поймешь, что есть настоящие мужики на свете, да поздно будет…" Затянулась, помолчала. — Вот сейчас и поняла — отец и есть тот настоящий мужик. Лежит ведь наполовину парализованный, говорить почти не может, а сам мне рецепт мази от ожогов диктует, отвар для Димкиного бронхита — боится, что с собой унесет, а мы без него зачахнем, заболеем. Поозиралась в поисках урны, положила недокуренное в сигаретную пачку. — Пойдем уже быстрее, надо ему карасиков в сметане сделать, он любит.

"