Две истории про градусы: водка, самогон и российская история

У нас считается, что некогда еще князь Владимир изрек, что «веселие Руси есть пити, на том стоять и без того не быти». А раз так, то сюжет этот интересен во все века. Историкам – в первую голову…

Д. Раев как-то задумался над проблемой «Русский человек в государевом кабаке XVII века», а А. Кузнецов исследовал проблему «Самогоноварение в сибирской нэповской деревне как фактор конфликта между крестьянством и властью». И вот что получилось…

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. ПРО КАБАК

Первый кабак на Руси появился (страшно подумать!) пять веков назад — в 1552 году, сразу после взятия Казани. Царь Иван Грозный, вернувшись из похода, запретил продавать в столице водку и, мало того, пить ее позволил только опричникам. Так появился особый дом, который по-татарски назвали кабаком. Но если у татар в кабаке еще и кормили, как раньше в русской корчме, то в новом столичном заведении продавать горячие закуски запретили. Потребляли в кабаках водку. По мнению известного историка еды и питья Вильяма Похлебкина, производить водку на продажу начали во второй половине XV века в Московском княжестве. И в этом деле мы на целое столетие опередили и Данию, и Швецию, и Польшу.

О происхождении водки на Руси до сих пор спорят. Есть точка зрения, что секрет производства столь популярного в России и по сей день напитка открыли монахи, и, возможно, случилось это в Чудовом монастыре. Но другие считают, что водка на Руси появилась чуть ли не на 300 лет раньше. Правда, тогда алкоголь делали не для продажи, а только для собственного употребления.

Суть винокурения состояла в том, что из вина или какой-нибудь браги выгоняли крепкие напитки. В XVII веке водку именовали «горящим вином» или «горячим вином», потому что в напитке был высокий процент алкоголя и его можно было поджечь.

Документы сибирских кружечных дворов XVII-XVIII веков просвещают нас, что было «горячее вино простое» и «горячее вино двойное». Двойное перегоняли из простого. И крепость оно имело 37–45 градусов, то есть походило на нынешнюю водку. А вино простое, которое, естественно, было наиболее популярным, поскольку стоило дешевле, имело крепость 20 градусов.

Пили в Сибири еще и пиво, мед, а также по праздникам церковное вино, которого, правда, было очень мало. Кабаки строились, как правило, на торгу или рядом и походили на обычную городскую усадьбу. Продавали оптом и в розницу, причем оптом — в бочки и ведра, а в розницу — в чарки и ковши. Граждане, кто побогаче, хранили алкоголь дома в специальных бочках: «беременные» вмещали 30 ведер, а «полубеременные» — 15. В монастырях же бочки были еще больше — их даже не двигали с места.

Есть точка зрения, что до появления кабаков пьянства на Руси не бывало, а потом началось… Другая теория утверждает, что на Руси не пили до XII века, и виновато во всем татаро-монгольское нашествие, способствовавшее «одичанию, криминализации и пьяному разгулу». Самая интересная идея состоит в том, что споило Русь княжество Московское, и «с тех пор пьянство народное начало постоянно прогрессировать».

В кабаке видели греховный источник, из-за которого портились нравы и распространялось пьянство. Чего скрывать, бывало, что люди пропивали все свое имущество, выходя из кабака в одних только подштанниках. В кабаке же закладывали и пропивали вещи.

Ну а где же еще было пить: «На основании простого физиологического закона, что среди людей легче естся и пьется, люди собирались пить вместе, и в дружеской беседе около вина, в братском столкновении человека с человеком, завязывалась между людьми социальная жизнь».

Пьянство было выгодно казне, поскольку увеличивало ее доходы. Но церкви это нравиться не могло. Литература древнерусская пьянство осуждала. Например, в «Слове о хмеле» (XV век) в форме поучений пьянство осуждается. То же самое происходит в «Повести о Горе-злочастии» (XVII век). В XVIII веке появляются любопытные «Разговоры между двумя товарищами, ис которых один зело любил пить вино, а другой не любил». Там повествуется, что «Вино великую силу имеет, Ежели кто в нем разумеет… Я признаю — нет пьяницы хуже, Бродит и ж… наруже, Где уж одежду хорошую носити, Кто охотник много вина пити».

В кабаках, кстати, не только пили, но и играли. Например, в зернь — одна из разновидностей игры в кости. Игру эту по временам запрещали, но популярность ее была велика. Известно, что в одной тобольской пивоварне в 1668 году держал зернь пивовар Фочка, а в компанию игроков входил даже местный поп Дружинка. Пока играли — «и в то де время вино государево в расход идет большой».

В общем, с одной стороны, кабаки, или, по-официальному, государственные питейные заведения, «стали средоточием пьянства, женщин легкого поведения и азартных игр на деньги», а с другой — были местом общения, бесед и деловых встреч, потому что больше пойти было просто некуда.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. ПРО САМОГОН

В 1914 году в связи с началом Первой мировой войны в российской деревне ввели «формальную трезвость». Проще говоря, просто перестали привозить водку. И это очень изменило традиционный уклад жизни, поскольку «нарушило многовековую традицию деревенских проводов рекрутов на войну, обязательным элементом которой была пьяная гульба призывников и их родственников, носившая ритуальный характер».

«Сухой закон» стране не помог. Вот что о нем пишут историки: «сыграл поистине роковую роль в русской истории», «переизбыток народных эмоций не растворился в вине, а воплотился в революцию». Раз водки нет — начали искать выход. И нашли его быстро — «закурив самогонку». Причем самогоноварение «достаточно быстро преодолело границы собственной повседневной жизни крестьянства и приобрело свое политическое измерение».

Когда большевики окончательно пришли к власти в Сибири, то деревня уже не просто привыкла к самогону и освоила его производство, но и приобрела опыт борьбы с властями, старавшимися искоренить самогоноварение. А искоренить его хотели потому, что с 1925 года снова начали продавать казенную водку — во-первых, и потому, что государству был нужен хлеб, а он уходил на производство самогонки — во-вторых. Фактически получалось, что производство и продажа самогона не поддавались контролю со стороны государства и даже «явились своеобразным неосознанным вызовом большевистскому режиму «снизу».

Потому-то и стала борьба с самогоноварением во время нэпа одним из главных занятий милиции в сибирской деревне. Милиционеры и активисты проводили обыски и облавы, организовывали месячники, четырехнедельники и двухнедельники, создавали даже специальные тройки и «ударные группы». Но уходил из деревни отряд милиционеров — и тут же крестьяне восстанавливали «производство».

Понимая это, сотрудники правоохранительных органов часто нарушали закон сами. В докладной записке секретного информационного отдела ОГПУ от 17 февраля 1925 года сообщалось о поразительном случае в Новониколаевской губернии. Начальник Куликовской районной милиции выдал арестованным преступникам огнестрельное оружие и послал их искать самогонщиков. Один из преступников совершил изнасилование и убежал… Ни одного протокола при «поголовном пьянстве населения» составлено не было.

В Енисейской губернии в 1924 году произошел такой случай: начальник милиции организовал отряд по борьбе с самогоном и, заходя в деревню, требовал от крестьян выдать ему 250–500 самогонных аппаратов, угрожая арестами и расстрелами. Те из крестьян, у которых аппаратов не было, покупали их в лавке, чтобы предъявить начальнику милиции. От такого произвола некоторые крестьяне даже бежали в соседнюю Иркутскую губернию. А одна из комячеек собиралась отправиться на борьбу с бандой. Но, «узнав, что это советской милицией ведется борьба с самогонкой, вернулись».

Руководитель сибирского представительства ОГПУ И. Павлуновский в докладе Сибкрайкому ВКП(б) в 1925 году писал: «Крестьянин хочет пить, пьет и будет пить». Крестьяне же выражались таким образом: «Как пили, так и пить будем, хлеб наш, что хотим, то и будем делать». Крестьянство или поддерживало самогоноварение, или держало нейтралитет. В этом проявлялась, в том числе, и его политическая культура: самогоноварение не имело идеологической подоплеки, а было «формой проявления анархического поведения».

На убыль самогоноварение пошло в конце 20-х, когда резко усилились репрессии, и из деревни начали выкачивать хлеб, подорвав экономическую базу «производства». Так, «самогонный вопрос» потерял актуальность. Но не навсегда…