Сердце бьется, руки оружие держать могут - доброволец без ног хочет вернуться на СВО

Потерявший ноги на СВО доброволец полз 500 метров до своих

— А можете рассказать про бой, в котором потеряли ноги? Кто вас спас тогда?

— На этой позиции мы еще с 2017 года стояли. И уже ближе к СВО они нашу позицию стерли, разбомбили. А ее же не оставишь. Работали там, продолжали. Ну и на мину наступил, одну ногу оторвало, уже ползком отходил, вторая мина подо мной взорвалась. Даже сознание не потерял, но больно было. Скажу честно, думал, что это всё. Лежал в поле, никого же рядом не было. За Родину не страшно умирать, больно, но не страшно. У мужчины должно быть какое-то дело, не материальное вот это все, а какое-то большое. Я думал, после таких ранений не живут, крови много же потерял.

— Кто-то вытащил вас оттуда?

— Да, но не сразу, я еще полз там метров 500, понимал, как там на открытом поле эвакуируешь? Поэтому полз. Потом вытащили. Привезли, отчекрыжили.

— А восстанавливались вы там?

— Да не восстанавливался, кровь перестала течь и все, выписали. Спецоперация началась, полгода еще в подвале в Горловке провалялся, там как раз бомбили, потом уже пацаны вытащили оттуда. Вот сюда привезли, домой не поехал, чтоб не спиться там в деревне. А тут пацаны помогают, вот, хоть выйти на улицу, сейчас весна, а так зиму один сидел. Да нормально все, жаловаться мне не на что, пацаны вот помогают, и поговорить есть с кем.

Нацистские флаги, Бандера — герой. Ну как на это можно спокойно смотреть

Егор Потребич согласился на интервью, сказал, что будет не один, с боевым товарищем, который после ранения тоже находится в Новосибирске: «Вы нас сразу увидите, мы будем в военной форме». 

— Вы профессиональный военный или доброволец?

— Я там с 2016 года, доброволец. На Донбасс решил поехать потому что уже в 2014 году знал, к чему это ведет. Но думал, что может они подуркуют и успокоятся. Но потом смотрю, дальше — больше. Нацистские флаги, Бандера — герой. Ну как на это можно спокойно смотреть, там же русские. Я ж мужчина, я так воспитан, что своих надо защищать. Потому что дед воевал с фашистами, и я должен воевать. У меня дед прошел Финскую, Отечественную и Японскую войны.

— Как близкие ваши отнеслись к решению поехать на Донбасс?

— У меня только мать, ну она спокойно отнеслась. Она казачка сама. Перекрестила меня, сказала, ну давай сынок, дед их бил, и ты дай им прикурить. Она понимает, что это мой долг. Конечно, все мы любим жизнь. Но раз пришло время, надо вставать, а не рассказывать, что я за мир. Конечно, я за мир, но иногда за него побороться приходится.

Если бы мы не вошли 24 февраля...

— Получается, как в 2016 туда уехали, все это время там?

— В 2018 я оттуда выезжал, но с товарищами боевыми на связи. И уже тогда чувствовал, что готовится нападение. Ну и вернулся, как все это начало назревать, но еще не было объявлено СВО. Их-то Путин обогнал, ну так, на пару дней. Меня уже до этого ранило, ДРГ (прим. ред. диверсионно-разведывательная группа) зашло, украло у нас человека, потом нашу позицию вообще стерли.

Было видно, что они готовились, было все оборудовано, пулеметные гнезда из бетона на заводах отлиты по полтора метра. И люди у нас в стране многие не осознают, если бы мы не вошли 24 февраля, они бы быстро пересекли границу, фронт был бы огромный, и потери были бы среди гражданских уже не такие.

Если б они шагнули первыми, они бы об нас даже не спотыкнулись, на российскую границу за день вышли. Тогда нас там немного было, не как сейчас. У нас было 970 метров фронта на шестерых, и мы вшестером этот участок держали.

У нашего поколения на подкорке записано, что за Родину надо сражаться

— Ранение это вы тогда получили?

— Это до начала СВО. Я там не вылазил с передовой. Работали шесть через два. Эти два дня хоть отмыться и отоспаться немного.

— А с местным населением как там?

— В Горловке этой многострадальной население бедное, кто там остался, все ждут, когда же это закончится. Ко мне уже как к русскому претензии были, я у себя в батальоне один был из России. И претензии были — когда вы уже начнете, сколько можно ждать. Ну, а я что, я же не в генштабе.

— Как туда попадали добровольцы? Вы просто приехали?

— Да, просто поехал в самую горячую точку, Горловка тогда была такой. Просто приехал туда, нашел военную часть, говорю: «Ребята, приехал к вам на помощь». Дали в руки автомат. Это правильное дело. Хорошо, что у нас есть такие ребята еще, как Костя, он молодой. Еще можно быть за страну спокойным. У нашего поколения на подкорке записано, что за Родину надо сражаться. А вот у молодых далеко не у всех. Да пусть сам расскажет.

— А вы тоже доброволец?

— Я до мобилизации сам пришел в военкомат, подписал краткосрочный контракт, — рассказывает Константин Кропотов. Я водителем работал, просто ехал со смены и заехал в военкомат. Через неделю, пройдя все комиссии, подготовки, в мае отправился в зону СВО, в августе обратно привезли меня, контузия. Поначалу рвался туда обратно, но потом понял, что есть ребята, которым тут нужна помощь. И пока от меня тут больше пользы, буду здесь. Надо будет, поеду туда опять.

— Константин член правления Союза ветеранов боевых действий «Доброволец».

— Расскажите, чем вы занимаетесь?

— Встречаем людей, помогаем, любая помощь — даже те же бумаги собрать, это часто надо не одну организацию объехать. Жилье найти, все до мелочей. Планы большие у нас — гуманитарная помощь, реабилитация после плена. Сейчас собираем гуманитарную помощь для госпиталя №425. Помогаем семьям, матерям, вдовам. Работаем, раньше там задачи выполняли, а сейчас здесь, — рассказывает Константин.

Как с чертом договариваться, все равно обманет

— Надо их гасить до последнего, я уважаю верующих, и сам крещенный, но у них какая-то ненависть, не то, что к нам, русским, а ко всем живому. Ну видео все уже видели, наверно, как там у Лавры эта девчонка молится, а они вокруг пляшут, так и есть, конкретные бесы. Ловим их, они все в наколках, сатане покланяются. Ну как с ними можно договориться? Как с чертом договариваться, все равно обманет, — добавляет Егор.

— Что было самым сложным?

— Да я там уже давно, воспринимаю это как работу, нормально все. Самым сложным, наверно, это глаза гражданских видеть, когда прилеты там каждый день. Женщины, дети, которые родились и выросли в этом, и мирной жизни по сути не видели.

Штурмовиком уже не смогу, но поснайперить получится

— А сейчас какая нужна помощь?

— Сейчас в основном бумаги оформляем. И администрация включилась после Указа Путина. Помогают, нормально все. Протез мне уже нормальный вроде должны дать. Я же как гражданский иду, надо много документов. Загвоздка в том, что ДНР и ЛНР относительно недавно присоединились. А до этого все вообще сложно было.

Сейчас мне будет присвоен статус Ветерана боевых действий. Это все не быстро, но документы военкомат принял, претензий нет. Раньше статус добровольцев в ДНР вообще не понятный был, а сейчас уже нормально к нам относятся. Вот из Минсоцразвития звонят, даже приезжали домой, поговорили. И не просто указание выполняют формально, а реально готовы помочь, с протезами теми же.

— Вы планируете протезы заменить на более современные?

— Да, чтобы можно было передвигаться самостоятельно, протез 4,5 миллиона стоит. Но этот вопрос уже решается.

— Расскажите, какие планы дальше?

— Ну какие, сердце бьется, руки оружие держать могут, попрем дальше, воевать. У меня опыт есть. Штурмовиком, конечно, уже не смогу, но поснайперить получится. В армии был бы человек, дело найдется. Оператором беспилотника можно, дел много. Мы вот здесь сейчас сидим, и я понимаю, за что мы там воюем. Чтобы там было, как здесь. Чтобы люди ходили, гуляли. В кафе могли спокойно сидеть, улыбаться.